Осколки разбитого вдребезги

  

   Оба они сходятся у ротонды севастопольского Приморского бульвара, перед закатом, когда все так неожиданно меняет краски: море из зеркально-голубого переходит в резко-синее, с подчеркнутым под верхней срезанной половинкой солнца горизонтом; солнце из ослепительно-оранжевого превращается в огромный полукруг, нестерпимо красного цвета; а спокойное голубое небо, весь день томно дрожавшее от ласк пылкого зноя, к концу дня тоже вспыхивает и загорается ярким предвечерним румянцем,-- одним словом, когда вся природа перед отходом ко сну с неожиданной энергией вспыхивает новыми красками и хочет поразить пышностью, тогда сходятся они у ротонды, садятся они на скамеечку под нависшими ветвями маслины и начинают говорить...

   У одного красивый старческий профиль чрезвычайно правильного рисунка, маленькая белая, очень чистенькая бородка и черные, еще живые, глаза. Он петербуржец, бывший сенатор, на всех торжествах появляется в шитом золотом мундире и белых панталонах; был богат, щедр, со связями. Теперь на артиллерийском складе поденно разгружает и сортирует снаряды.

   Другой -- маленький рыжий старичок, с бесцветным петербургским личиком и медлительными движениями человека, привыкшего повелевать. Он был директором огромного металлургического завода, считавшегося первым на Выборгской стороне. Теперь он -- приказчик комиссионного магазина и в последнее время приобрел даже некоторую опытность в оценке поношенных дамских капотов и плюшевых детских медведей, приносимых на комиссию.

   Сойдясь и усевшись друг против друга, они долго молчат, будто раскачиваясь; да и в самом деле раскачивают головами, как два белых медведя во время жары в бассейне Зоологического сада.

   Наконец, первым раскачивается сенатор:

   -- Резкие краски, говорит он, указывая на горизонт.-- Нехорошо.

   -- Аляповато,-- укоризненно соглашается приказчик комиссионного магазина.-- Все краски на палитре не смешаны, все краски грубо подчеркнуты.

   А помните наши петербургские закаты...

   -- Ну!!

   -- Небо -- розовое с пепельным, вода -- кусок розового зеркала, все деревья -- темные силуэты, как вырезанные. Темный рисунок Казанского собора на жемчужном фоне...

   -- И не говорите! Не говорите! А когда зажгут фонари Троицкого моста...

   -- А кусочек канала, где Спас на Крови...

   -- А тяжелая арка в конце Морской, где часы...

   -- Не говорите!

   -- Ну скажите: что мы им сделали? Кому мы мешали?

   -- Не говорите!

  

* * *

  

   Оба старика поникают головами... Потом один из них снова распускает белые паруса сладких воспоминаний и несется в быстрой чудесной лодке, убаюкиваемый -- все назад, назад, назад...

   -- Помните постановку "Аиды" в Музыкальной драме?

   -- Да уж Ланицкий³⁰ был -- ловкая шельма! Умел сделать. Бал у Лариных, например, в "Онегине", а?

   - А второй акт "Кармен"?

   - А оркестр в "Мариинке"?³¹ Помните, как вступят скрипки да застонут виолончели -- Господи, думаешь: где же это я -- на земле или на небе?

   - Ах, Направник, Направник!..³²

   Сенаторская голова, седая голова с профилем римского патриция, никнет...

   Рядом два восточных человека, в изумительно выутюженных белых костюмах и безукоризненных воротничках, тоже перебрасываются тихими фразами:

   -- С утра только я и успел взять из таможни 7 ящиков лимонов и 12 спичек. Понимаешь?

   -- А Амбарцун?

   -- Амбарцуна мануфактурой завалили.

   -- А Вилли Ферреро в Дворянском Собрании?! Это Божье чудо, это будто Христос в детстве вторично спустился на землю!.. Половина публики тихо рыдала...

   -- А что с какао?

   -- Амбарцуна какаом завалили.

   -- Чего я никогда уже, вероятно, не услышу,-- это игры Гофмана³³...

   -- А помните, как Никит³⁴...

   Из ресторана ветерок доносит дразнящий запах жареного мяса.

   -- Вчера с меня за отбивную котлету спросили 8 тысяч...

   -- А помните "Медведя"?

   -- Да. У стойки. Правда, рюмка лимонной водки стоила полтинник, но за этот же полтинник приветливые буфетчики буквально навязывали вам закуску: свежую икру, заливную утку, соус кумберленд, салат оливье, сыр из дичи.

   -- А могли закусить и горяченьким: котлетками из рябчика, сосисочками в томате, грибочками в сметане... Да!!! Слушайте -- а расстегаи?!

   -- Ах, Судаков, Судаков!..

   -- Мне больше всего нравилось, что любой капитал давал тебе возможность войти в соответствующее место: есть у тебя 50 рублей -- пойди к Кюба, выпей рюмочку мартеля, проглоти десяток устриц, запей бутылочкой шабли, заешь котлеткой даньон, запей бутылочкой поммери, заешь гурьевской кашей, запей кофе с джинжером... Имеешь 10 целковых -- иди в "Вену" или в "Малый Ярославец". Обед из пяти блюд с цыпленком в меню -- целковый, лучшее шампанское 8 целковых, водка с закуской 2 целковых... А есть у тебя всего полтинник -- иди к Федорову или к Соловьеву: на полтинник и закусишь, и водки выпьешь, и пивцом зальешь...

   -- Эх, Федоров, Федоров!.. Кому это мешало?..

   -- А летом в "Буфф" поедешь: музыка гремит, на сцене Тамара "Боккаччо" изображает... Помните? Как это она: "Так надо холить по-о-чку"... Ах, Зуппе!³⁵ Ах, Оффенбах!..

   Восточные человеки наговорились о своих делах, прислушиваются к разговору сенатора и директора завода. Слушают, слушают -- и полное непонимание на их лицах, украшенных солидными носами... На каком языке разговор?..

   -- А "Маскотта"? "Сядем в почтовую карету, скорей"... А Джонсовская "Гейша"?..³⁶ "Глупо, наивно попала в сети я"...

   -- Ну!.. А "Луна-Парк"!

   -- А Айседора!³⁷

   -- А премьеры в Троицком или в Литейном!!

   -- А пуант с Фелисьеном и ужинами под румын, у воды!..

   -- А аттракционы в Вилла Роде?

   -- А откровения психографолога Моргенштерна! Хе-хе...

   -- А разве лезло утром кофе в горло без "Петербургской газеты"?!³⁸

   -- Да! С романом Брешки³⁹ внизу! Как это он: "Виконт надел галифе, засунул в карман парабеллум, затянулся "Боливаром", вскочил на гунтера, дал шенкеля и поскакал к авантюристу Петко Мирковичу!" Слова-то все какие подобраны, хе-хе...

   -- А "Сатирикон" ⁴⁰ по субботам! С утра торопишь Агафью, чтобы сбегала за угол за журналом...

   -- А премьеры Андреевских пьес... Какое волнующее чувство.

   -- А когда художественники приезжали...

   И снова склоненные головы, и снова щемящий душу рефрен:

   -- Чем им мешало все это...

   Подходит билетер с книжечкой билетов и девица с огромным денежным ящиком.

   -- Возьмите билеты, господа...

   -- Мы... это... нам не надо. Почем билеты?

   -- По пятьсот...

   -- Только за то, чтобы посидеть на бульваре?! Пятьсот?..

   -- Помилуйте, у нас музыка...

   -- Пойдем, Алексей Валерьяныч...

   Понурившись, уходят.

   У выхода приостанавливаются.

   -- А наш Летний сад, помните? Эти дряхлые статуи, скамеечки... Музыка тоже играла...

   -- А "Канавка у Дворца"⁴¹. "Уж полночь, а Германна все нет"! Какие голоса были!.. Ах, Лиза, Лиза............................................

   -- За что они Россию так?..

Черты из жизни рабочего Пантелея Грымзина

  

   Ровно десять лет тому назад рабочий Пантелей Грымзин получил от своего подлого, гнусного хозяина-кровопийцы поденную плату за 9 часов работы -- всего два с полтиной!!!

   -- Ну, что я с этой дрянью сделаю?..-- горько подумал Пантелей, разглядывая на ладони два серебряных рубля и полтину медью...-- И жрать хочется, и выпить охота, и подметки к сапогам нужно подбросить, старые -- одна, вишь, дыра... Эх ты, жизнь наша распрокаторжная!!

   Зашел к знакомому сапожнику: тот содрал полтора рубля за пару подметок.

   -- Есть ли на тебе крест-то? -- саркастически осведомился Пантелей.

   Крест, к удивлению ограбленного Пантелея, оказался на своем месте, под блузой, на волосатой груди сапожника.

   -- Ну, вот остался у меня рупь-целковый,-- со вздохом подумал Пантелей.-- А что на него сделаешь? Эх!..

   Пошел и купил на целковый этот полфунта ветчины, коробочку шпрот, булку французскую, полбутылки водки, бутылку пива и десяток папирос -- так разошелся, что от всех капиталов только четыре копейки и осталось.

   И когда уселся бедняга Пантелей за свой убогий ужин -- так ему тяжко сделалось, так обидно, что чуть не заплакал.

   -- За что же, за что?..-- шептали его дрожащие губы. - Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское,

   ликеры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины -- света Божьего не вижу... О, если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!-- То-то бы мы пожили по-человечески!

  

* * *

  

   Однажды, весной 1920 года рабочий Пантелей Грымзин получил свою поденную плату за вторник: всего 2700 рублей.

   -- Что ж я с ними сделаю,-- горько подумал Пантелей, шевеля на ладони разноцветные бумажки.

   -- И подметки к сапогам нужно подбросить, и жрать, и выпить чего-нибудь -- смерть хочется!

   Зашел Пантелей к сапожнику, сторговался за две тысячи триста и вышел на улицу с четырьмя сиротливыми сторублевками.

   Купил фунт полубелого хлеба, бутылку ситро, осталось 4 целковых... Приценился к десятку папирос, плюнул и отошел.

   Дома нарезал хлеба, откупорил ситро, уселся за стол ужинать... и так горько ему сделалось, что чуть не заплакал.

   -- Почему же,-- шептали его дрожащие губы,-- почему богачам все, а нам ничего... Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пес какой, должен жевать черствый хлеб и тянуть тошнотворное пойло на сахарине!.. Почему одним все, другим -- ничего?..

  

* * *

  

   Эх, Пантелей, Пантелей... Здорового ты дурака свалял, братец ты мой!........................................................................

Аркадий Аверченко

  

Дюжина ножей в спину революции