Все как в анекдоте: "Кто то мечтает о яхте за 100 000 000 долларов а кто то о новых батниках. Проблема в том что о новых ботинках мечтаю я".

Приближается долгая северная зима а обуви у меня нет. Зимние ботинки износились а на новые пенсии по инвалидности не хватает.

Это собственно ботинки которые мне нужны http://kwsp.ru/cat/vsp/obuv-dlja-prirody/obuv-dlja-ohoty-zima/botinki-eger/39-544-botinki-eger-zima-47

Почему именно они? Непросто найти ботинки 47 размера. Они для охотников, а значит надежные. Но главное у них противоскользящая подошва. А зимой в селе где я живу сильный гололед.

Вам по силам избавить меня от подобной участи.


 Я буду глубоко признателен всем людям доброй воли.

Телефон: 89147893523 (Звонить из центральной России на Камчатку дорого. )

Почта:      invalid.golubov@rambler.ru

Вы также можете кинуть копеечку с крты или мобильного используя кнопку ниже:

Либо перевести с любого терминала или банкомата, а также в отделениях "Евросети", "Связного", "МТС", "Альт-Телеком", просто набрав или продиктовав кассиру

Яндекс.кошелек номер: 410014488988574

WebMoney рублевый кошелек номер:       R354981803567

QIWI: +79691350128

Для банковских переводов из-за границы реквизиты:

SWIFT:  SABRRUMMMA1

SBERBANK, (SEVERO-VOSTOCHNY HEAD OFFICE) MAGADAN RUSSIAN

RUSSIAN FEDERATION

Acc: 408 17 810 8 36170392760

IBAN не требуется

Либо просто кинуть на телефон (БИЛАЙН) 8 79691350128

Спасибо

Проклятые либералы.

Я убит подо Ржевом Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте, В пятой роте, На левом, При жестоком налете. Я не слышал разрыва И не видел той вспышки, — Точно в пропасть с обрыва — И ни дна, ни покрышки. И во всем этом мире До конца его дней — Ни петлички, Ни лычки С гимнастерки моей. Я — где корни слепые Ищут корма во тьме; Я — где с облаком пыли Ходит рожь на холме. Я — где крик петушиный На заре по росе; Я — где ваши машины Воздух рвут на шоссе. Где — травинку к травинке — Речка травы прядет, Там, куда на поминки Даже мать не придет. Летом горького года Я убит. Для меня — Ни известий, ни сводок После этого дня. Подсчитайте, живые, Сколько сроку назад Был на фронте впервые Назван вдруг Сталинград. Фронт горел, не стихая, Как на теле рубец. Я убит и не знаю — Наш ли Ржев наконец? Удержались ли наши Там, на Среднем Дону? Этот месяц был страшен. Было все на кону. Неужели до осени Был за н и м уже Дон И хотя бы колесами К Волге вырвался о н? Нет, неправда! Задачи Той не выиграл враг. Нет же, нет! А иначе, Даже мертвому, — как? И у мертвых, безгласных, Есть отрада одна: Мы за родину пали, Но она — Спасена. Наши очи померкли, Пламень сердца погас. На земле на проверке Выкликают не нас. Мы — что кочка, что камень, Даже глуше, темней. Наша вечная память — Кто завидует ей? Нашим прахом по праву Овладел чернозем. Наша вечная слава — Невеселый резон. Нам свои боевые Не носить ордена. Вам все это, живые. Нам — отрада одна, Что недаром боролись Мы за родину-мать. Пусть не слышен наш голос, Вы должны его знать. Вы должны были, братья, Устоять как стена, Ибо мертвых проклятье — Эта кара страшна. Это горькое право Нам навеки дано, И за нами оно — Это горькое право. Летом, в сорок втором, Я зарыт без могилы. Всем, что было потом, Смерть меня обделила. Всем, что, может, давно Всем привычно и ясно. Но да будет оно С нашей верой согласно. Братья, может быть, вы И не Дон потеряли И в тылу у Москвы За нее умирали. И в заволжской дали Спешно рыли окопы, И с боями дошли До предела Европы. Нам достаточно знать, Что была несомненно Там последняя пядь На дороге военной, — Та последняя пядь, Что уж если оставить, То шагнувшую вспять Ногу некуда ставить... И врага обратили Вы на запад, назад. Может быть, побратимы. И Смоленск уже взят? И врага вы громите На ином рубеже, Может быть, вы к границе Подступили уже? Может быть... Да исполнится Слово клятвы святой: Ведь Берлин, если помните, Назван был под Москвой. Братья, ныне поправшие Крепость вражьей земли, Если б мертвые, павшие Хоть бы плакать могли! Если б залпы победные Нас, немых и глухих, Нас, что вечности преданы, Воскрешали на миг. О, товарищи верные, Лишь тогда б на войне Ваше счастье безмерное Вы постигли вполне! В нем, том счастье, бесспорная Наша кровная часть, Наша, смертью оборванная, Вера, ненависть, страсть. Наше все! Не слукавили Мы в суровой борьбе, Все отдав, не оставили Ничего при себе. Все на вас перечислено Навсегда, не на срок. И живым не в упрек Этот голос наш мыслимый. Ибо в этой войне Мы различья не знали: Те, что живы, что пали, — Были мы наравне. И никто перед нами Из живых не в долгу, Кто из рук наших знамя Подхватил на бегу, Чтоб за дело святое, За советскую власть Так же, может быть, точно Шагом дальше упасть. Я убит подо Ржевом, Тот — еще под Москвой... Где-то, воины, где вы, Кто остался живой?! В городах миллионных, В селах, дома — в семье? В боевых гарнизонах На не нашей земле? Ах, своя ли, чужая, Вся в цветах иль в снегу... Я вам жить завещаю — Что я больше могу? Завещаю в той жизни Вам счастливыми быть И родимой отчизне С честью дальше служить. Горевать — горделиво, Не клонясь головой. Ликовать — не хвастливо В час победы самой. И беречь ее свято, Братья, — счастье свое, — В память воина-брата, Что погиб за нее. 1945-1946

Осколки разбитого вдребезги

  

   Оба они сходятся у ротонды севастопольского Приморского бульвара, перед закатом, когда все так неожиданно меняет краски: море из зеркально-голубого переходит в резко-синее, с подчеркнутым под верхней срезанной половинкой солнца горизонтом; солнце из ослепительно-оранжевого превращается в огромный полукруг, нестерпимо красного цвета; а спокойное голубое небо, весь день томно дрожавшее от ласк пылкого зноя, к концу дня тоже вспыхивает и загорается ярким предвечерним румянцем,-- одним словом, когда вся природа перед отходом ко сну с неожиданной энергией вспыхивает новыми красками и хочет поразить пышностью, тогда сходятся они у ротонды, садятся они на скамеечку под нависшими ветвями маслины и начинают говорить...

   У одного красивый старческий профиль чрезвычайно правильного рисунка, маленькая белая, очень чистенькая бородка и черные, еще живые, глаза. Он петербуржец, бывший сенатор, на всех торжествах появляется в шитом золотом мундире и белых панталонах; был богат, щедр, со связями. Теперь на артиллерийском складе поденно разгружает и сортирует снаряды.

   Другой -- маленький рыжий старичок, с бесцветным петербургским личиком и медлительными движениями человека, привыкшего повелевать. Он был директором огромного металлургического завода, считавшегося первым на Выборгской стороне. Теперь он -- приказчик комиссионного магазина и в последнее время приобрел даже некоторую опытность в оценке поношенных дамских капотов и плюшевых детских медведей, приносимых на комиссию.

   Сойдясь и усевшись друг против друга, они долго молчат, будто раскачиваясь; да и в самом деле раскачивают головами, как два белых медведя во время жары в бассейне Зоологического сада.

   Наконец, первым раскачивается сенатор:

   -- Резкие краски, говорит он, указывая на горизонт.-- Нехорошо.

   -- Аляповато,-- укоризненно соглашается приказчик комиссионного магазина.-- Все краски на палитре не смешаны, все краски грубо подчеркнуты.

   А помните наши петербургские закаты...

   -- Ну!!

   -- Небо -- розовое с пепельным, вода -- кусок розового зеркала, все деревья -- темные силуэты, как вырезанные. Темный рисунок Казанского собора на жемчужном фоне...

   -- И не говорите! Не говорите! А когда зажгут фонари Троицкого моста...

   -- А кусочек канала, где Спас на Крови...

   -- А тяжелая арка в конце Морской, где часы...

   -- Не говорите!

   -- Ну скажите: что мы им сделали? Кому мы мешали?

   -- Не говорите!

  

* * *

  

   Оба старика поникают головами... Потом один из них снова распускает белые паруса сладких воспоминаний и несется в быстрой чудесной лодке, убаюкиваемый -- все назад, назад, назад...

   -- Помните постановку "Аиды" в Музыкальной драме?

   -- Да уж Ланицкий³⁰ был -- ловкая шельма! Умел сделать. Бал у Лариных, например, в "Онегине", а?

   - А второй акт "Кармен"?

   - А оркестр в "Мариинке"?³¹ Помните, как вступят скрипки да застонут виолончели -- Господи, думаешь: где же это я -- на земле или на небе?

   - Ах, Направник, Направник!..³²

   Сенаторская голова, седая голова с профилем римского патриция, никнет...

   Рядом два восточных человека, в изумительно выутюженных белых костюмах и безукоризненных воротничках, тоже перебрасываются тихими фразами:

   -- С утра только я и успел взять из таможни 7 ящиков лимонов и 12 спичек. Понимаешь?

   -- А Амбарцун?

   -- Амбарцуна мануфактурой завалили.

   -- А Вилли Ферреро в Дворянском Собрании?! Это Божье чудо, это будто Христос в детстве вторично спустился на землю!.. Половина публики тихо рыдала...

   -- А что с какао?

   -- Амбарцуна какаом завалили.

   -- Чего я никогда уже, вероятно, не услышу,-- это игры Гофмана³³...

   -- А помните, как Никит³⁴...

   Из ресторана ветерок доносит дразнящий запах жареного мяса.

   -- Вчера с меня за отбивную котлету спросили 8 тысяч...

   -- А помните "Медведя"?

   -- Да. У стойки. Правда, рюмка лимонной водки стоила полтинник, но за этот же полтинник приветливые буфетчики буквально навязывали вам закуску: свежую икру, заливную утку, соус кумберленд, салат оливье, сыр из дичи.

   -- А могли закусить и горяченьким: котлетками из рябчика, сосисочками в томате, грибочками в сметане... Да!!! Слушайте -- а расстегаи?!

   -- Ах, Судаков, Судаков!..

   -- Мне больше всего нравилось, что любой капитал давал тебе возможность войти в соответствующее место: есть у тебя 50 рублей -- пойди к Кюба, выпей рюмочку мартеля, проглоти десяток устриц, запей бутылочкой шабли, заешь котлеткой даньон, запей бутылочкой поммери, заешь гурьевской кашей, запей кофе с джинжером... Имеешь 10 целковых -- иди в "Вену" или в "Малый Ярославец". Обед из пяти блюд с цыпленком в меню -- целковый, лучшее шампанское 8 целковых, водка с закуской 2 целковых... А есть у тебя всего полтинник -- иди к Федорову или к Соловьеву: на полтинник и закусишь, и водки выпьешь, и пивцом зальешь...

   -- Эх, Федоров, Федоров!.. Кому это мешало?..

   -- А летом в "Буфф" поедешь: музыка гремит, на сцене Тамара "Боккаччо" изображает... Помните? Как это она: "Так надо холить по-о-чку"... Ах, Зуппе!³⁵ Ах, Оффенбах!..

   Восточные человеки наговорились о своих делах, прислушиваются к разговору сенатора и директора завода. Слушают, слушают -- и полное непонимание на их лицах, украшенных солидными носами... На каком языке разговор?..

   -- А "Маскотта"? "Сядем в почтовую карету, скорей"... А Джонсовская "Гейша"?..³⁶ "Глупо, наивно попала в сети я"...

   -- Ну!.. А "Луна-Парк"!

   -- А Айседора!³⁷

   -- А премьеры в Троицком или в Литейном!!

   -- А пуант с Фелисьеном и ужинами под румын, у воды!..

   -- А аттракционы в Вилла Роде?

   -- А откровения психографолога Моргенштерна! Хе-хе...

   -- А разве лезло утром кофе в горло без "Петербургской газеты"?!³⁸

   -- Да! С романом Брешки³⁹ внизу! Как это он: "Виконт надел галифе, засунул в карман парабеллум, затянулся "Боливаром", вскочил на гунтера, дал шенкеля и поскакал к авантюристу Петко Мирковичу!" Слова-то все какие подобраны, хе-хе...

   -- А "Сатирикон" ⁴⁰ по субботам! С утра торопишь Агафью, чтобы сбегала за угол за журналом...

   -- А премьеры Андреевских пьес... Какое волнующее чувство.

   -- А когда художественники приезжали...

   И снова склоненные головы, и снова щемящий душу рефрен:

   -- Чем им мешало все это...

   Подходит билетер с книжечкой билетов и девица с огромным денежным ящиком.

   -- Возьмите билеты, господа...

   -- Мы... это... нам не надо. Почем билеты?

   -- По пятьсот...

   -- Только за то, чтобы посидеть на бульваре?! Пятьсот?..

   -- Помилуйте, у нас музыка...

   -- Пойдем, Алексей Валерьяныч...

   Понурившись, уходят.

   У выхода приостанавливаются.

   -- А наш Летний сад, помните? Эти дряхлые статуи, скамеечки... Музыка тоже играла...

   -- А "Канавка у Дворца"⁴¹. "Уж полночь, а Германна все нет"! Какие голоса были!.. Ах, Лиза, Лиза............................................

   -- За что они Россию так?..

Черты из жизни рабочего Пантелея Грымзина

  

   Ровно десять лет тому назад рабочий Пантелей Грымзин получил от своего подлого, гнусного хозяина-кровопийцы поденную плату за 9 часов работы -- всего два с полтиной!!!

   -- Ну, что я с этой дрянью сделаю?..-- горько подумал Пантелей, разглядывая на ладони два серебряных рубля и полтину медью...-- И жрать хочется, и выпить охота, и подметки к сапогам нужно подбросить, старые -- одна, вишь, дыра... Эх ты, жизнь наша распрокаторжная!!

   Зашел к знакомому сапожнику: тот содрал полтора рубля за пару подметок.

   -- Есть ли на тебе крест-то? -- саркастически осведомился Пантелей.

   Крест, к удивлению ограбленного Пантелея, оказался на своем месте, под блузой, на волосатой груди сапожника.

   -- Ну, вот остался у меня рупь-целковый,-- со вздохом подумал Пантелей.-- А что на него сделаешь? Эх!..

   Пошел и купил на целковый этот полфунта ветчины, коробочку шпрот, булку французскую, полбутылки водки, бутылку пива и десяток папирос -- так разошелся, что от всех капиталов только четыре копейки и осталось.

   И когда уселся бедняга Пантелей за свой убогий ужин -- так ему тяжко сделалось, так обидно, что чуть не заплакал.

   -- За что же, за что?..-- шептали его дрожащие губы. - Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское,

   ликеры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины -- света Божьего не вижу... О, если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!-- То-то бы мы пожили по-человечески!

  

* * *

  

   Однажды, весной 1920 года рабочий Пантелей Грымзин получил свою поденную плату за вторник: всего 2700 рублей.

   -- Что ж я с ними сделаю,-- горько подумал Пантелей, шевеля на ладони разноцветные бумажки.

   -- И подметки к сапогам нужно подбросить, и жрать, и выпить чего-нибудь -- смерть хочется!

   Зашел Пантелей к сапожнику, сторговался за две тысячи триста и вышел на улицу с четырьмя сиротливыми сторублевками.

   Купил фунт полубелого хлеба, бутылку ситро, осталось 4 целковых... Приценился к десятку папирос, плюнул и отошел.

   Дома нарезал хлеба, откупорил ситро, уселся за стол ужинать... и так горько ему сделалось, что чуть не заплакал.

   -- Почему же,-- шептали его дрожащие губы,-- почему богачам все, а нам ничего... Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пес какой, должен жевать черствый хлеб и тянуть тошнотворное пойло на сахарине!.. Почему одним все, другим -- ничего?..

  

* * *

  

   Эх, Пантелей, Пантелей... Здорового ты дурака свалял, братец ты мой!........................................................................

Аркадий Аверченко

  

Дюжина ножей в спину революции

Враги сожгли родную хату Враги сожгли родную хату, Сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, Кому нести печаль свою? Пошел солдат в глубоком горе На перекресток двух дорог, Нашел солдат в широком поле Травой заросший бугорок. Стоит солдат — и словно комья Застряли в горле у него. Сказал солдат: "Встречай, Прасковья, Героя-мужа своего. Готовь для гостя угощенье, Накрой в избе широкий стол, — Свой день, свой праздник возвращенья К тебе я праздновать пришел..." Никто солдату не ответил, Никто его не повстречал, И только теплый летний ветер Траву могильную качал. Вздохнул солдат, ремень поправил, Раскрыл мешок походный свой, Бутылку горькую поставил На серый камень гробовой. "Не осуждай меня, Прасковья, Что я пришел к тебе такой: Хотел я выпить за здоровье, А должен пить за упокой. Сойдутся вновь друзья, подружки, Но не сойтись вовеки нам..." И пил солдат из медной кружки Вино с печалью пополам. Он пил — солдат, слуга народа, И с болью в сердце говорил: "Я шел к тебе четыре года, Я три державы покорил..." Хмелел солдат, слеза катилась, Слеза несбывшихся надежд, И на груди его светилась Медаль за город Будапешт. 1945